-Ты серьезно решила уйти от Дэмиана?
-У меня нет другого выбора. Ему это не нужно в первую очередь. Все это — я, и то что в моей голове. Знаешь, я не особо доверяла людям до знакомства с ним, и, лучше бы, я не делала этого вообще.
-А как же Тесс? Нет, Эбби, пойми меня правильно, я говорю не от фонаря, у меня есть пара одиноких подруг с детьми, которые так же как и ты задрав высоко голову уходили от своих парней, только как-то не становились счастливее. Да еще и тянуть одной ребенка, в наше-то время. И тем более! - Саманта, уже отчаявшись найти в действиях своей знакомой логику попыталась уцепится хоть за какой-то здравый смысл, решив надавить на самое больное. - Он же любит тебя! Да это видно за пару футов! Как минимум по отношению к нему это будет слишком жестоко!
-Жалость не мой конек, Сэм. Меня, очевидно, волнуют совершенно другие вещи, а не эти мифы и легенды кентавров запретного леса.
-До сих пор не понимаю, как ты можешь приплетать к чувствам политику! Он же не русский шпион в конце то концов! - выражение лица Саманты на пару секунд приняло на себя печать серьезности, -Или ты хочешь сказать именно это? Эбби, не молчи же ты! Я как раз недавно смотрела один ролик, случайно наткнулась, там этот министр иностранных дел Российской Федерации, как его…
-Долохов, - с русскими фамилиями у Айлы была тотальная напряженка, но делать ничего не оставалось, кроме как выудить из недр памяти её — единственную.
-Да, точно, Долохов! Так вот, он говорил, что еще с тех пор как Британия вышла из Евросоюза надо было ей заняться! Это были какие-то закрытые российские переговоры, а потом ролик вылили в сеть, что-то наподобие того старого скандала с ВикиЛикс. Знаешь, как мне стало страшно? Сразу вспомнила о вас с Дэмианом, думаю, вдруг в бар зайдет какой-то шпион да и выведает у меня что про вас, а я возьми и скажи, что вы обеспечиваете национальную безопасность! Так и все! Пиши пропало!
-Кто ж будет виноват, что у тебя язык за зубами не держится? Конечно, он не российский шпион, что за бред. Есть вещи похуже. Но все же, вот смотри, ты принимаешь заказы у посетителей, за пару лет ты поняла к кому стоит подходить с улыбкой, а при ком лучше сдержаться, ты разработала свою уникальную стратегию. Любимым гостям ты даже поливаешь в десерты побольше сиропа, тщательно изучив их вкусы. А потом в один прекрасный день ты просто не выходишь на работу. Остальные официанты трудятся исходя из своих личных интересов, и тем же посетителям, которых обхаживала ты, сироп уже не подливают. Некоторые гости перестают приходить, доход слегка падает, потому-что те официанты работают не «от души», а чисто за материальное поощрение. Потом доход перестает превалировать над расходами. Рассказывать, что будет дальше? Это диверсия, Сэм. Диверсия, которую разработала ты. Вот теперь и думай, что лучше, шпионаж, или то, что ты делаешь ты, когда управляющий этим заведением так тебе доверял?
-Эх, Эбби! - Саманта приобняла одной рукой подругу и не удержалась от смеха, - Я-то уж думала, у тебя действительно какая-то трагедия, а тут на лицо послеродовая депрессия! Мне кажется, пора вылечить тебя яблочным пирогом, как ты считаешь? И брось ты все эти глупости, подруга, тебе просто надо привыкнуть к другим обязательствам. У тебя одна работа на уме, а должна быть только Тесс, вот, как у Дэмиана. Это все говорит только о том, что он прекрасный отец, и уделяет вам кучу времени, не зарываясь в посторонних делах.
-Может и так,- скинув с себя балласт объятий Саманты, Айла встала со скамейки и подошла к стоявшей рядом коляске. Крошечного желто-фиолетового дракончика — подарок родителей Айлы, спящая Бэкс крепко сжимала в ладошке, а тот даже не норовил вырваться из ее цепкой хватки. -Все может быть, - поправляя сбившееся одеялко, тихо проговорила Айла, после чего вернулась обратно к «докуривающей» свой обеденный перерыв Саманте.
-Дай докурю? Нервы ни к черту, - Айла уже потянулась рукой к сигарете, как собеседница решительно выкинула спасительную каплю никотина в урну.
-Ты ребенка кормишь, не забыла? - гневно парировала Саманта, которая была непоколебима в своей решимости уберечь «Эбби» от всех соблазнов этого мира и сосредоточить все ее внимание на ребенке. Айла лишь слабо хмыкнула в ответ на язвительную «напоминалку» - объяснять магглам действие одного потрясающего зелья, что может вывести из организма почти все токсины разом, было почти такого же толка, как пытаться обсуждать политику. Глупо, неудобно, не совсем корректно, и в лучшем случае сойдет за телемагазин. Поэтому, решив не вступать с Самантой в полемику, Айла дождалась, когда та принесет готовый заказ «на вынос», состоящий из двух ножек ягненка и маленького пастушьего пирога.
-Вот, тебе даже готовить не надо, а все голову себе забиваешь! Проблемы, заботы, придумала тоже! Ты мне это дело брось! Где моя веселая Эбби, верните мне ее!
-Я тоже жду ее возвращения, Сэм, я тебе сообщу, - проговорила Айла, убирая пакет с едой в нижнее отделение коляски, и направляясь в сторону парка. Гулять оставалось еще где-то в районе получаса. А «ни к черту» были не только нервы, но и мысли.

***

Поддерживать образ практически среднестатистической Британской семьи хай-миддл класса было несложно, а тем паче удобно, тем более все выходящее «из ряда вон» можно было объяснить. Небольшая квартира в современном новострое с отличным расположением и видовыми окнами — следствие хорошего заработка некого Дэмиана Хэйса, занимающего неплохую, и естественно, скрытую за семью печатями, должность в обеспечении национальной безопасности Соединенного Королевства. Некто Эбигэйл Байё, а в просторечии просто Эбби, его гражданская жена, родом из Чешира, владеющая скромной недвижимостью в Лондоне, где-то около Чаринг-Кросс — бывшая сотрудница более открытого и совершенно неинтересного отдела нацбеза. Мисс Байё скромно перекладывала бумажки со стола на стол, любила заводить разговоры о политике, и тут, словно выскочив из-за угла, между ней и мистером Хэйсом случилось великое чувство. Возможно, даже, чувство случилось прямо там. Пожениться же Хэйс и Байё не могли по очень деликатной причине — у мадемуазель в активах имелись душевнобольные родители, находящиеся на содержании в клинике где-то в Камбрии, периодически присылавшие милые письма о «квиддиче», «драконах» и «новых метлах», а наличие таких родственных связей не способствовало бы продвижению по карьерной службе Хэйса. Теперь же они в любви и согласии растили малышку Тесс.
До скрипа в зубах сладкая история прекрасно описывала отношения совершенно неидеальных, отчасти совершенно странных, однако таких счастливых Хэйса и Байё.
С одним единственным «но» - до их сопливой идиллии совершенно настоящим Лестрейнджу и Бёрк было показательно далеко. Наверное, беда как раз таки и крылась в том, что именно они и были настоящими.

Несомненно, Скай замечал, что его женщина с каждым днем все больше становится похожей на зомби с нежной улыбкой, что заученно повторяет «Все хорошо».
«Все хорошо» было тогда, когда на первых порах Ребекка просыпалась во временной промежуток «посреди ночи» и настойчиво требуя от новоявленных родителей проявить хоть каплю внимания к своей персоне, будила Ская, которому через пару часов нужно было отправляться в Министерство.
«Все хорошо» было тогда, когда ей было сложно удержать одной рукой Бэкс над ванной.
«Все хорошо» было тогда, когда от недосыпа она могла на секунду прикрыть глаза и быть разбуженной уже свалившейся на пол со звоном, вилкой.
«Все хорошо» было везде. В каждом уголке квартиры и во всей Британии разом. Дома, на улице, при Скае, при друзьях, при Элинор, а хуже всего было то, что оно было с ней даже тогда, когда она оставалась одна. Это пресловутое «все хорошо» уже настолько неосознанно слетало с языка, словно навсегда с ней породнилось. Режим вселенского спокойствия и гипнотической отрешенности.
Айла нашла способ сделать из «все хорошо» - «еще лучше», приноровившись укладывать Бэкс на диване в гостиной, и уходить с ней, поставив на спальню звуконепроницаемое заклинание, которое обновляла каждый вечер. Неправильный вопрос о прошедшем дне встречался молчанием. Она была не способна разговаривать, а еще больше она была не в состоянии слушать. Сама того не осознавая, Айла нашла еще тысячу возможных способов отгородиться от Ская, от его возможных ненужных вопросов и предложений о помощи. Ей как-будто нужна была эта собственная стена, выстроенная между ними, ей хотелось отгородиться как можно дальше, и сбежать, туда же — настолько далеко насколько возможно. Остаться наедине с собой, а лучше этого только — самой собой. Это «я сама» возвелось в категоричный абсолют, который она диктовала все с той же вымученной улыбкой. Отдавая себе отчет в том, что справится самой было практически на грани фантастики, она не переставая демонстрировала огромное желание взвалить на себя миллион различных обязанностей. Пару часов тишины в день она полностью посвящала своему собственному сознанию, и именно там она занималась своими насущными вопросами — начиная от деятельности Люмено, заканчивая бредовыми законами Министерства.
Того самого Министерства, в котором по необъяснимой причине, все еще продолжал работать Скай, хотя, как она предполагала, рождение Бэкс могло как-то сказаться на его карьере. Однако, и там, все продолжало идти в ее новом любимом режиме «все хорошо». К нему были лояльны, его даже периодически отпускали пораньше, приняв во внимание тот факт, что у него родился ребенок, и ему стоит проводить время не только с юными магами по всей Британии. Она ждала от Ская вызова этой системе — но чем дольше длилось ожидание, тем больше она уверялась в той мысли, что это никогда не произойдет.
Эта мысль переходила из состояния сна в состояние бодрствования — ей же вообще казалось, что последнее не заканчивалось никогда, все вокруг превратилось в бесконечный день сурка. Осознание того, что она находится в маггловском мире, давило еще больше — ей казалось, что теперь она совершенно не в силах оттуда вырваться. Все что раньше казалось привычным , правильным и надежным, теперь было усмешкой — как-будто их за ненадобностью просто вышвырнули из своего мира, как отщепенцев.
Апатия и безысходность постепенно переходили в раздражение, которое она ни в коем случае не должна была показывать никому, кроме самой себя. Обычно, в таком случае на помощь приходила Эбигэйл Байё — но сегодня снежный ком достиг своего предела — и полностью накрыл собой, переломив не только Айлу, но и ее выдуманную личину. Она сдалась — эмоциям был нужен выход. «Все хорошо» перешло свою грань окончательно и бесповоротно.

В поместье, которого, еще не так давно она боялась как огня, дышалось на удивление легко. Какое-то смутное чувство удовлетворение насыщало ее, когда она проходилась по пыльным полкам фамильной библиотеки Лестрейнджей. Это было чем-то новым, настолько непохожим на все предыдущие дни, что Айла старалась взять от этого ощущения как можно больше.  Наугад выцепив пару больших книг, и вытащив из ящика слабо поддающегося стола записную книжку, она вернулась в спальню, где уже разложила на кровати принесенный из дома нехитрый провиант — туда же отправились и книги. Из левого кармана джинс она достала пачку сигарет, сразу же вынув одну, прикурила и глубоко затянулась, делая круг по комнате.
В другом кармане оказалась колдография, которую она хотела отправить родителям, с дня рождения Ская. Особо выдающегося, для тех, кто не мог знать всю предысторию, на колдокарточке не было.Тем не менее, они с Лестрейнджем оба знали — здесь Ребекка первый раз показала маленькой ладошкой на Ская и рассмеялась, отвечая на вопрос Айлы, - «Покажи, где папа?».
Что-то внутри больно переломилось, и она отложила колдографию подальше, туда, куда по крайней мере в ближайшее время не упадет ее взгляд.
«Малое лишь мнит себя независимым» - повторялось на страницах «Тайн наитемнейшего искусства» и это настолько сильно находило соответствие со всей деятельностью Люмено, что становилось жутко. Затянувшись, она перелистнула еще пару страниц, и на каждой из них, тонким пером была подчеркнута, среди прочих, эта фраза. Она повторялась раз от раза, но теперь, это казалось совершенно другим.
Цепочка событий, происходящих в ее жизни с 2027 года начала складываться в отдельную, понятную только ей конструкцию. Когда она заговорила о Люмено с человеком, которому она беззаветно доверяла, с тем, кто сумел добиться от нее этого — поистине невозможного, и сразу был готов ринуться в бой, до момента нынешнего — когда все валилось из рук, и заговорить об организации не было ни времени, не сил. Неужели тот, кого она считала своим единомышленником, на самом деле был подрывником, который просто, нагло и абсолютно чисто пытался вывести ее из строя, в первую очередь, как идеолога.
И это все, все что происходило, было всего навсего тем, что она придумала себе сама?
Пепел с сигареты упал на страницы, за дверью послышался шорох, отвлекший ее от мыслей и Айла дернулась. Не вставая с кровати, и не вынимая сигарету из руки, она взяла палочку и направила ее на дверь, прекрасно зная, что стоять за ней может только один-единственный человек.
-Expelliarmus! - не столько выбитая у него из рук палочка обратила на себя внимание, как то, что у него на руках была Ребекка. Айла просто задушила в себе порыв подойти к нему и взять малышку на руки, вместо этого холодно проговорив, перехватывая его взгляд, - Если у тебя есть при себе пистолет, то я бы советовала и его положить передо мной.
Но что-то определенно уже начинало идти не так.

[AVA]http://savepic.ru/10708627.png[/AVA]

-Я не пациентка твоей матери, не надо так со мной разговаривать, - она старалась не смотреть на Ская и Бекс, и пытаясь донести до самой себя причину переноса взгляда с дверного косяка на шкаф, стену или пол довольно сумбурно находила для себя ответ. Да, ей однозначно было больно. Было неприятно и мерзко. Было обидно, практически по-детски, так, что в действительности хотелось разрыдаться и не предпринимать абсолютно ничего, пока за нее это не решат другие. Пока не зададут чреду дебильных вопросов «Что случилось?» и «Почему так», закончив все это «Ну что же ты!». Ей не нужна была жалость, ей не нужны были объяснения и причинно-следственные связи, ей нужен был только ответ на один вопрос. Когда он сказал про то, как переживал за нее, Айла улыбнулась и сделала очередную затяжку, устало склонив голову на бок, неудачно соскочивший уголек обжег безымянный палец.
-Слушай, я не знаю, наверное я кажусь тебе совсем идиоткой. Я понимаю, что в принципе не так одарена мозгом как вы, мистер Лестрейндж, гены не позволяют, но и не тупа до безобразия. Человек, который подумал, что со мной что-то случилось, но не знал, что конкретно, ни за что бы не пришел в поместье один, да еще и с ребенком. Не находишь этот момент немного странным?
Айла явно находила, но предпочла не развивать эту тему дальше — диалог слепого с глухим, было понятно, что он ни в чем не признается, а вытягивать из людей информацию совершенно не было ее призванием. Несколько секунд и три плавных движения палочкой — дымовая завеса в комнате развеялась, ближнее окно оказалось распахнутым настежь — приманеную палочку Ская она отложила к уже закрытым «Тайнам» и колдографии. В обычной жизни она пользовалась магией только в тех случаях, где это было более уместно — слишком уж привычка «быть как маггла» за несколько лет стала образом жизни — нет, ни в коем разе Айла бы не стала натирать руками тарелки и полы, и с энтузиазмом мыть к лету окна, но все-таки большая часть из ежедневных забот была заменена на исключительно-маггловское использование. Взять то же курение — через раз она прикуривала от зажигалки. Сейчас же, все три невербальных пасса были скорее показательными, чем необходимостью — окно можно было открыть, тем более, что ноги уже начинали затекать от неудобной позы на кровати. К Скаю можно было подойти, и кроме палочки забрать к себе на руки Ребекку. Она не хотела делать ничего из перечисленного — просто показывала настолько доступно, насколько это было возможно, свою принадлежность к магическому миру, из которого ее пытались выжить. Не сдалась. Не сломалась.
Айла затянулась и повернулась лицом к окну, стараясь, чтобы дым шел в том направлении.
- А вдруг меня бы тут допрашивал Каст? Так-то отличное место, скажу я тебе. Порекомендуй им. Так и представила — прижимая одной рукой к себе Ребекку ты яростно сражаешься против троих. А потом, когда ты одержишь победу, я бросаюсь к тебе на шею с криками - «Мой герой!», и мы аппарируем в нашу уютную квартирку, где после пьем горячий заварной чай, едим пироженки и зовем Малфоя в гости, - она выдержала паузу, перестав картинно размахивать рукой с зажатой в ней практически потухшей сигаретой.
- Повеселились и хватит — я хочу знать, когда это все началось, - не до конца заданный вопрос давал Айле очередную фору в молчании — медленно затушив сигарету об угол алюминиевой формы, в которой лежали ножки ягненка, и скинув окурок на пол, она подняла взгляд на Ская.
- С какого года ты работаешь на Кастеллум?
Айла вытащила очередную сигарету и прикурила, уже совершенно без страха смотря Скаю в глаза. Она была готова наступать, поэтому не дав ему и нескольких секунд на ответ, продолжила. Голос был спокойным, ровным, словно она готовила эту речь для отчетности перед министерским руководством или, как бы это ни было комично — перед судом.
-Можешь не отвечать. Я и сама могу тебе это рассказать, - конец сигареты медленно коснулся ее губ.
-В 2022 году тебя взяли на работу в Министерство. Воля случая, естественно, я не спорю. Лестрейнджа — в то время как половину населения магической Британии даже без предрассудков потрясывает от этой фамилии — на вполне себе приличную должность, - Айла выдохнула и попыталась слегка изменить позу, потирая затекшую левую ногу в районе колена — разговор обещал быть долгим, вставать и придавать диалогу формат перфоманса было бы слишком дурной идеей.
- Опустим и это. Не важно. В 2024 году к власти пришел Гэмп и к 2025 решил принять непосредственное участие в жизни Лютного — даже низзл подраный знал об этом. В конце 25 года в нашем хитросплетении официоза твоему и моему отделу дают потрясающие задание, подобные которому не раз будут выполнятся каким-то одним из отделов, в зависимости от тяжести ситуации. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы узнать, что этот случай — один из десятка, когда главы отделов не могли договориться в чьей это компетенции. Один из десятка, Эрскайн, понимаешь о чем я? О чем еще знало то низзлово чучело? Я все же продолжу, дай мне закончить, пожалуйста. В самом низкооплачиваемом отделе работает девочка, получив контроль над которой, можно заиметь под себя и Лютный. Ну как девочка. Так себе девочка, пусть будет тетенька. Знаешь как получают контроль над тетеньками? - она усмехнулсь. Этой дешевой драме давно было пора подойти к своему логическому завершению.
- Конечно, знаешь. Да еще и год пытаться хоть как-то подъехать на кривой телеге. Надеюсь, тебе за это не сильно досталось? Я даже знаю почему не досталось. Сейчас будет бомба!
Левой рукой она собрала мешающие ей, спадающие на лицо пряди волос, и спустя пару секунд решительно отпустила — безвольный, но такой нужный сейчас жест.
- Бабка Мерлинова, я себя чувствую уличной девкой. Это надо же было все сложить в своей голове только сейчас! - Айла улыбалась, но в этой улыбке можно было прочитать все — от нервов до неприязни — полный спектр эмоций не слишком широкого ряда.
- И как только ты таки подъехал и получил все карты в свои руки, тебе выпало полное бинго. Люмено. Террористы. Радикалы. Идеалисты. Вышвырнутое поколение. Обнищавшие. Порабощенные. Подвергнутые забвению. Могу дать тебе побольше интересных, красочных описаний, но не сейчас. Нет, я знаю, что весь мир не крутится вокруг меня, но изначально цели были несколько иные, я же права? А тут все случилось как в самом чудесном сне — все как на блюде. Целый идеолог. Целая «не последняя после организаторов». Чье слово может через раз услышать даже Эйвери. Мне даже интересно, кто предложил перетащить меня в маггловский мир? Или это чистая случайность, что сыграла на руку? А дальше пронесется еще бесчисленное множество вопросов, в ответах на которые я так же не нуждаюсь. Как удивительно быстро вычислили Бэгмен. Как удивительно быстро выходили статьи. Как быстро заткнули рот отцу тех двух ребятишек, который винил во всем аврорат.  У меня хорошо с арифметикой, Лестрейндж, я умею складывать два и два. Ты — великий пацифист всех времен и народов притаскивал мне книги пачками, заранее зная, что некоторая часть людей с этого стадиона выйдет не своим ходом. Ты знал, что Кастеллум спустит на нас всех собак, ты знал, что все должно пойти хуже некуда. Все эти показательные акции, дебилизм чистой воды.
И — вишенка на торте! Приготовься! - вторая сигарета была выкурена до фильтра, и повторила судьбу первой, оставив свой след на форме, а потом и потеснив свою предшественницу на полу. Ее тон с каждым предложением становился выше, большая часть была сказана на одном дыхании, так, что периодически ей не хватало воздуха, чтобы довести мысль до конца.
- Я забеременела и начала постепенно отходить от дел — а самое занятное, я отдалилась заодно и от Лютного. И было бы пол беды, если бы этот круг просто замкнулся. Ты же знаком с теорией вероятности? Так вот, рассчитай мне вероятность появления на свет чистокровного волшебника в нынешних реалиях. Это же очень просто, правда? На месте министерства я бы постаралась убрать их куда-нибудь подальше. Ты — один из родителей этих детей. Ты работаешь в министерстве, которое порицает подобные связи, и всячески старается, чтобы даже таких слов как «статус крови» не было и в помине. Ты все еще там работаешь. Тебе никто не сказал ни единого слова, тебя отпускают пораньше, к твоей отмороженной сожительнице и дочери. Руководство не боится, что потом придут и по их душу? Чистая случайность. Разве нет больше юных и талантливых на эту должность? - голос с простого повышенного тона сорвался в крик. Молчать было просто незачем.
-Да твою мать, Лестрейндж, скажи мне, я похожа на дуру?
Я живу в круглосуточном кошмаре. Я стараюсь не спать, потому-что я не могу предположить, что будет с Ребеккой в ту секунду, когда я провалюсь в сон. Я хожу по квартире, постоянно оглядываясь, я боюсь даже своей тени. Я — которая никогда и ничего не боялась. Когда Соул задевает что-то на кухне крылом, я вздрагиваю и хватаюсь за палочку. Я не уверена, что протяну так еще долго.
Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, что они сделают с Ребеккой. Мне все равно, что они будут делать с организацией и что, в конечном итоге, они сделают со мной. Уже все равно. Пусть побеждает их правда, мне плевать, я не хочу, чтобы моя дочь жила в этом. Она заслужила что-то другое, а не этот ад.
Просто скажи мне, зачем ты все это делаешь? Что они обещали тебе за всё это дерьмо? Что черт возьми, надо сделать мне, чтобы все это прекратилось?
Сложно было не заметить, что на глазах у Айлы выступили слезы, хоть она всячески и пыталась это скрыть, то, отвлекаясь, с усердием впивалась рукой в покрывало на кровати, то тридцатый раз читала авторов притащенных томов, до тех пор, пока отвлечь мысли окончательно не удавалось. Обвинения Ская удались ей без лишних эмоций, но от одного упоминания Бекс ей становилось не по себе. Айла готова была загрызть любого на смерть, кто посмел бы приблизиться к ее девочке, но, сейчас она понимала, что часть ответственности за то, что может произойти, лежит и на ней.
Что она будет делать сейчас, кроме того как уйдет от Ская, где этот безумный план выживания? На что она будет жить, а еще эфемернее вопрос — на что она будет содержать ребенка? Лавка дает определенный, но не стабильный доход, раньше ей и одной мало на что хватало, а теперь...в эту пустоту, с Бекс, без кната в кармане. Аутотренинг со словами «я справлюсь, я же сильная» помогал только на минуту. К тому же, кто сказал, что после всего этого «вскрытия» ее еще оставят живой? Какое к черту, Люмено, какая к черту политика, если на кону сейчас стоит новая жизнь?
Айла встала с кровати, взяв с собой черный большой, на вид очень дорогой, блокнот — его содержимое показалось ей еще дороже, поэтому оставить его пылиться она не могла себе позволить.
-Ладно, хватит, оставим эту пустую полемику, я не имею никакого желания конфликтовать с тобой. И разборки наподобие маггловских сериалов тут совершенно ни к чему. Пора домой, мне еще надо собрать вещи Бекс.
[AVA]http://savepic.ru/10708627.png[/AVA]

- Собрать вещи? Что?..
- Что слышал.
Айла закурила снова, опускаясь на пол, прижав колени к груди. Взгляд был уже четко направлен на окно, так, будто она вела эту бессмысленную беседу с подоконником. Слезы, которые она не могла подавить, бесконтрольно стекали по лицу — это не было даже подобием истерики, все проходило беззвучно, волосы закрывали лицо. Из-за отекшего носа, она едва слышно набирала воздух ртом в легкие, а потом затягивалась. «Может быть», «Если бы», «А я бы», «Сделал бы» - можно было даже не слушать слова, что пробивались между, все стояло только на этой эфемерной конструкции из неопределенных возможностей — на таких «может быть» она и сама могла построить им идеальное будущее, не моргнув и глазом. Достаточно было только предположить. Он начал нести какой-то откровенный бред, попутно вовлекая в свою, и без того хромую аргументацию, то матушку, то дядюшку — и она ждала, когда же в этом кровнородственном сплетении появится новый элемент — может, тут еще и покойный отец подсобил, чем соплохвост не шутит. Это действительно, как он и говорил, перебиваясь с одного понятия на другое, было похоже на настоящее оправдание гриффиндорца, школьника, что пытался объяснить декану в красках мотивы очередного непробиваемого в своей тупости, поступка. Виноваты звезды, сошлись не так, но он исправит. Может быть. После того, как наворотит еще миллион дел. И все бы ничего, действительно прошло бы мимо, в очередной раз, только вот в организацию, около двух лет назад, она привела не нашкодившего пятикурсника. Да и оправдания, по сути, были ей не очень-то и нужны. Айла надеялась на честность. Но с ней уже не задалось. Безбашенный гриффиндорец стоял у стены, крепко прижимая ее дочь к себе. Глава семьи, который мог бы принимать здравые и взвешенные решения, когда ситуация дошла до своего пика и стала критической, просто складывал руки и громко заявлял — я гриффиндорец, что ты теперь от меня хочешь!
- Мне казалось, что все твои гриффиндорские времена прошли с окончанием школы, но, вероятно, я ошибалась. И, раз уж мы об этом, среди гриффиндорцев были и свои расчетливые предатели.
Все сыпалось в прах. Каждое слово, что он произносил, еще больше кренило их и без того не идеальные отношения — ей хотелось уйти до того, как он доведет этот балаган до своего победного завершения. Уйти так, как она уходила всегда, молча, без этих разборок и препирательств. Когда-то она говорила, что ее поимеет весь мир — так вот оно, самая верхушка, вся ее мнимая стабильность и защищенность просто кубарем слетала со всех мыслимых постаментов, будто кто-то выдирал с мясом фундамент — а она едва успевала отслеживать эту сбивающуюся в клубки пыль, что оставалась от раздробленных камней. Он, с таким азартом добивающийся какую-то, на первый взгляд, второсортную Лютновскую хабалку, смог расположить ее к себе, был настолько настоящим, что она доверилась ему, практически слепо, раз за разом не замечая странностей и ошибок. Свои ошибки она так же не могла заметить. Они оба привыкли казаться — она отлично исполняла роль хамоватой недалекой плебейки с не перевариваемым чувством юмора, а он — шута при любом дворе, излучая свой позитив и неся его (зачастую с перебором), в массы. Казалось, этим дибильным поведением, они и отпугивали от себя людей, чтобы, не дай Мерлин, к ним не приблизился бы снова кто-то «не такой». Айла почувствовала, что он свой. Айла впустила его в свою жизнь и дала ему право делать в ней все что угодно. Она не задумывалась об организациях, конфликтах, министерских законах и прочем бреде, когда целительница из Мунго, принимавшая роды, положила ей только что родившуюся Бекс на живот — такую их, такую родную. В тот момент было совершенно все равно, что на пергаменте сияло это, теперь уже клеймо «чистокровная». Она ощущала что-то другое, не то же самое, что было сейчас.
Она не понимала, что такое любовь, доверие и семья, но это не мешало ей воспроизводить это.
- Манипулировать человеком, который доверяет тебе больше, чем себе самой? Сложная задача, Скай, поистине невыполнимая. Манипулировать организаторами, которые прислушиваются к моему мнению, на которое ты мог повлиять по уже сказанной мной причине? Как я вообще могла такое предположить? - трясущейся правой рукой она поднесла сигарету ко рту. Подбородок коснулся колен — не успевшие скатиться капли моментально впитались в ткань. Айла не стремилась перебивать его, это получалось само собой — тон был спокойный, слова — язвительными, что в свою очередь означало отсутствие необходимости прямого ответа. Все было между строк, между делом, как будто совершенно не при чем.
- А вообще, не знаю, открою я тебе тайну или нет, но дети получаются не только от большой и великой любви. Ты пытаешься уверить меня в том, что дай Каст такое задание кому бы то ни было еще, мол, сдержи ее, сделай так, чтобы она отвлеклась на что-то другое, то оно было бы ими провалено с треском, поскольку те бы возмущались, как такое вообще возможно? С тем, что я идиотка, ты, я вижу, все-таки согласился, но вот то, что нужно собраться с силами и представить сексапильную красотку, чтобы со мной переспать — это что-то новенькое. Я поняла, Лестрейндж, спасибо, таких как я трахают только по любви, и то, наверняка, с закрытыми глазами. Я учту на будущее, мне полезно.
Возможно, он был прав, и в ее словах обвинения присутствовал лишь «слизеринское» умение вычленять из всех слов то, что может и не лежать на поверхности, а быть во вполне мирном закулисье. Она обладала этой способностью - из вполне невинных, на первый взгляд, слов, выстроить целую пирамиду нового, известного только ей, смысла, и направить их против. Цепочка разрасталась, вместо того, чтобы окончательно зайти в тупик. Ей было противно — любое его слово кидало на него еще большую тень предательства, даже если бы ей хотелось ему верить. Только вот сказать ей хотелось одно -  «Хватит». Айла  ощущала себя блаженной идиоткой — настолько довериться человеку, который просто первым попытался минимально понять ее, окружить вниманием и заботой так, чтобы не душить в ней саму себя, не пытался что-либо изменить в ней, не делал резких движений, и давал возможность приходить ко всем решениям самостоятельно. Он дал ей то, что ей было нужно — только вот от этого тот самый дар не становился меньшим фарсом, а только еще больше увязал в лживом и мерзком болоте — он просто знал тактику и умело ей пользовался все эти годы. Что до красивых речей — он просто оказался не готов к этому — только безудержно волновался, измеряя шагами комнату.
-Если я явлюсь частью Кастеллумского проекта, то на чью, мать его, на чью же еще сторону ты мог встать? Да, точно, наверное на сторону Эйвери, как же я сама до этого не дошла! Может, мне еще раз разложить всю ситуацию, чтобы стало понятнее, что любым контраргументом ты только подпитываешь обвинения? - она затянулась последний раз и продолжила вслушиваться. Этот бесконечный поиск контраргументов уже порядком ее утомлял. По сути, ей было уже все равно на кого он работает — в этом потоке его мыслей она слышала совершенно другое — слова человека, который уже давно растерял свое «благородство» вкупе с «отвагой».
-Вычисление Люмено — не первостепенное задание для Кастеллума, хоть оно и было бы показательным. Я уверена они знают все про каждого из нас. Им нет смысла нас дергать — только перемывать кости и выставлять нас протестующими изгоями магического мира. Власть становится ярче, если наперевес тебе есть оппозиция — не замшелый Фиделиус, который наполовину лижет им задницу, а наполовину пытается сказать хотя бы «му», а настоящая, яркая, безобразная и подрывная. А какой-то человек внутри организации может еще и направить ее в правильное, нужное только им, русло. А может и не один. Знаешь, я могла бы пойти дальше и сказать что Люмено, от самого его создания может являться про-правительственным проектом для отвлечения внимания от настоящих проблем, и это тоже будет довольно легко доказать. Я могу начать, но вряд ли это того стоит.
Она нехотя встала с пола и подошла к окну — в проем полетел дотлевший окурок. Курить больше не хотелось, ее тошнило. Скай решил внести свое предложение, и, наверняка, в свете происходящих событий, оно казалось ему гениальным в своей простоте — оно позволило бы забыть обо всем разом, если действовать решительно.
Куда ты хочешь? Франция, Италия, Штаты?..
Айла обернулась и посмотрела на него. Хотелось рассмеяться, но сил уже на такую нездоровую эмоцию уже не осталось.
-С тобой? Никуда. Я хочу вернуться в Лютный и забрать Ребекку. Остановись, Скай, все кончилось, можешь больше не утруждать себя и не играть в любящего мужа, который готов на все ради нашего с Бекс благополучия. Даже если это правда, поверь, есть вещи для которых наступает «слишком поздно» - в этом случае оно уже наступило. Позволь, я как-нибудь сама.
И только тогда она заметила, что он говорит про письмо, то самое письмо, про которое она уже успела забыть, запрятанное глубоко в ящик с детской одеждой — которое ее рука не смогла ни сжечь, ни просто выкинуть. Крик души середины августа — признание собственного поражения. Все вокруг помутнело, а спокойный исход «беседы» просто застрял комом в горле и потонул внутри. Чувство невыносимой злобы, которое она еще ни разу не испытывала по отношению к Скаю победило все то, что она говорила до этого. Она выхватила письмо из его руки и едва удержалась от того, чтобы не швырнуть им, ему в лицо. Резко скомкав письмо, она зашвырнула его по правую руку, к камину.
-Ты хоть знаешь, какой смысл у этого гребаного письма? Ты говоришь, что в случае, если бы нас схватил Каст, мы бы отправились в Азкабан. Вдвоем. Твой гриффиндорский мозг якобы не в курсе, что можно сказать - «Я являюсь основателем Люмено, и только я причастен к разработке и ведению террористической деятельности на территории магической Британии, и я беру на себя всю ответственность за это»? Да ты даже не задумался! - она кричала, активно жестикулируя, ни на что не обращая внимания. Слова вырывались сами, порой те, сказать которые, в любой другой ситуации, ей даже не пришло бы в голову.
- Ты предлагаешь уехать от всего этого, будто мы действительно не имеем к этому совершенно никакого отношения, кинуть здесь все просто так, будто мы ничего и не начинали, - это бы ты говорил на суде? Почему я способна взять на себя всю вину за это, чтобы только всем остальным жилось спокойно, чтобы Ребекка могла жить дальше, чтобы дальше мог жить ты и продолжать то, что мы начинали вместе, а ты можешь только засунуть все идеи о нашем будущем в этой стране в задницу и побыстрее свалить за границу, где может быть нам светит какое-никакое спокойствие? Где все эти порывы что-либо изменить? Где порывы отомстить? Где желание восстановить справедливость? Куда оно все делось? Конечно, я и смотрю, гриффиндорская бравада теряется, сразу в свои права вступает расчетливость и желание спасти свою драгоценную аристократическую жопу! Ты действительно думаешь, что я не дала прикончить Скорпиуса за его поступок только потому-что я его понимала? Я выгораживала его, я сделала все, чтобы он мог не бояться преследования со стороны Люмено! Думаешь, я сочувствовала ему, такому милому и несчастному, что запутался в этом несовершенном мире? Думаешь это все потому-что сама считаю так же? Я не трогала его из-за тебя, херов ты пацифист! Ты даже не берешь в расчет то, что хочу сделать я, ты не задумываешься о том, что я тоже могу что-то хотеть. Все эти громкие слова, вся эта мнимая поддержка, все это «ты дорога мне». Все это было пустым, да, Лестрейндж? - она на секунду перевела дух, подходя ближе.
- Мне даже мерзко причислять тебя к этой фамилии — твой отец боролся до конца, Рудольфус, Беллатрикс — все они, все, это — наши настоящие герои! Почитание Пожирателей? Да, пусть так и будет. Не настолько важна идея, сколько то, как они шли за нее. Они не были готовы сдаваться, они были готовы подавить этот мир своей идеей, они не отступались, они не предавали своих, они шли на верную смерть, только чтобы после них у кого-то был шанс на «идеальное» будущее. Никто из них не боялся ни Азкабана ни смерти, им было плевать, что сделают с каждым из них, они не боролись за себя, они боролись за таких как мы, они дали этой войне поглотить себя полностью, они не продались курсу министерства! Разве такое делают для себя, скажи мне? Наследник Лестрейнджей? Да ты просто этого не достоин! Твое место где-то рядом с Малфоями, сидеть поджав хвост и ждать!
Ребекка плакала уже больше минуты, совершенно не привыкшая к тому, что ее мама может настолько повышать голос — к тому же, замученная двумя аппарациями и выдернутая из кроватки, она явно очень хотела спать. Айла знала, что Скай не даст ей успокоить малышку, исходя из того, что как только она получит Бекс на руки, может аппарировать в совершенно произвольном направлении, и он рискует ее потерять. Судя по всему — к этому он совершенно не стремился. Вероятно, у Кастеллума еще остался незакрытый гештальт. Рискнуть стоило. Она подошла к нему практически вплотную.
-Incarcerous! - Айла левой рукой направила палочку на Ская, как из воздуха тут же вырвались две тугие веревки, крепко охватывая его шею. - Раз уж мы не умеем говорить как цивилизованные люди, то придется объяснять тебе все так. Извини, я не аристократка, я могу позволить себе атаковать безоружного, да еще и с ребенком на руках.
Три минуты до кратковременной остановки дыхания при таких обстоятельствах могли показаться вечностью, но у нее не было другого выбора. Ребекка начала ворочаться на руках у Ская, но, тем не менее, желанием переместиться на руки Айлы тоже не горела — от нее дико пахло табаком, и к тому же Бекс прекрасно чувствовала эмоции родителей, хоть и не понимала слов.
- Отдай мне Бекс, я ее успокою. Скай, это не шутки, я прошу тебя.
[AVA]http://savepic.ru/10708627.png[/AVA]

Сколько прошло времени с того момента, как она наложила заклинание, до того, как Скай осел на пол, она даже не задумывалась. Считая про себя она сбилась где-то на двадцатой секунде, внезапно осознав, что творит что-то находящееся за гранью разумного — в ушах стоял только истошный плач Ребекки, но снять действие словно не поднялась рука. Подобное ощущение независимости всех сложившихся обстоятельств, которые сформировались в нечто дикое и ужасное она уже испытывала — полтора года назад, на стадионе, когда ее обещания входили во вполне себе понятный диссонанс с совершенным, а она просто обозначила для себя политическую правильность этого поступка. Что-то вроде — по другому не могло и быть. Идея всегда была где-то рядом, но она никогда не позволяла ей охватывать себя настолько сильно — и все вырвавшиеся до этого слова, сильные, отточенные постулаты прошлого — было тем, от чего она старалась отгородиться, выстраивая идеологию Люмено. Все наступает когда-то, но только для одного сегодняшнего дня, всех выстроенных в линию «когда-то» было с перебором.
Айла никогда раньше не действовала и не принимала решения в состоянии аффекта, как это произошло сейчас — большая часть ее поступков уходила корнями в довольно продуманный и холодный расчет. От этих скоропалительных действий ей было не по себе — на что еще она может быть способна, если ее так долго держать в этом импровизированном маринаде из собственных мыслей? Попросить прощения  за произошедшее ей просто не позволяли вбитые жизненные принципы выживания — с плачущей Ребеккой на руках она вернулась к кровати, начав осторожно ее укачивать. Она знала, что сейчас подорвала все то остаточное, что и без того едва теплилось — спокойствие, доверие, и что-то, действительно что-то еще. Скай говорил, а она едва слушала — много правильных слов, много четких сравнений, которые тоже уже пришли к ней с некоторым запозданием. Азкабан ей ничего не даст. Заступничество, впрочем, тоже. Что до денег — да, она прекрасно знает, что не заработает на то же «пожрать». Но ничего, как-нибудь, в конце концов, это ведь Лютный. У ее «кумиров» прошлого на тот момент действительно не было никого, кроме самих себя. Сравнение с Малфоями и вовсе было тем, чем она хотела выбить его из колеи и дать уйти самому. Наверное. Впрочем, она и сама этого не понимала. Все произошло за считанные секунды — думать было совершенно и не о чем, да и не за чем. Одна сильная эмоция сменялась другой, но ей казалось, что никакого иного выхода нет. И она говорила, так же много, как молчала сейчас. Ребекка понемногу успокаивалась — сил на плач было затрачено немало, от того сон достаточно быстро добрался до нее. Айла попыталась припомнить хотя бы одну колыбельную, пусть даже ту, маггловскую, что она запомнила из какого-то мультфильма (принятых в миру магическом она не знала в принципе, ей такого никто никогда не напевал) — однако они в голову совершенно не шли — спасало только то, что она не произносила больше ни звука и тихо укачивала Бекс.
- Я не понимаю, тебе настолько плохо со мной? Я настолько испортил тебе жизнь?
- Я сама себе все порчу. Тебе, собственно, тоже. Это в первую очередь не нужно тебе, поверь мне.
Она повторила примерно то же самое, что сказала Саманте — это не нужно ему в первую очередь. Что такое это? У него было слишком много значений, одно из них -  жизнь с Айлой и с теми трансформациями, которые происходят у нее в голове. Айле было сложно понять свои же собственные мотивы уйти, сколько она знала себя — она была одна, зависила только от себя еще с детских лет. Да, о ней заботились в Лютном — кто угодно, тот же дед, не имевший к ней абсолютно никакого отношения, да и каждому третьему пришлому было интересно посидеть с ребенком, поиграть, да еще и потравить какие-то байки. Только вот на пару часов, не более.  По сути, дела до нее не было никому и никогда — всегда находилось что-то поинтереснее и поважнее — у отца лавка и встречи с потенциальными клиентами. Дед варил зелья, которые требовали такой концентрации внимания, что отвлекаться на малолетнюю шалопайку, которая и без того лезет, куда ее не просили, совершенно не было смысла. Мать совершала ежедневный променад от лавки до Гринготтса, потом к школьным подругам в разных графствах и Лондонских боро, и только ближе к вечеру возвращалась домой. Она была предоставлена себе самой — в школе, в лавке, в министерстве — она привыкла пробивать головой все мыслимые и немыслимые стены, и даже не сомневалась, что это можно делать как-то иначе, кроме как самостоятельно. Ей было очень сложно сдаваться, да и никогда она это не делала. Те отношения с людьми, которые могли бы у нее сложиться она просто не воспринимала, на полном серьезе не соображая, что в действительности от нее хотят. Слово «мы» было где-то из разряда второсортных ругательств, и дело было совсем не в эгоизме, хотя и он, в минимальном количестве имел место быть — это был страх. Страх перед тем, чего она не могла понять.
Отношения со Скаем дались ей с большим трудом — она чувствовала, что это не то, что обычно случается на пару-тройку ночей и продолжает идти в таком же ритме нечастых свиданий, она действительно хотела просыпаться с ним и быть рядом подавляющую часть своего свободного времени, но принять это ей было сложно. Она знала, что что-то происходит, но не знала, что конкретно. Он же, в свою очередь, вероятно, понимал это и ни к чему ее не принуждал, плавно подводя ее к разумным решениям, как то, к примеру, переезд из Лютного к нему. Все равно, любые решения, цели, стремления, она старалась разделять на чисто свои и какие-то еще, но не «их», не «общие». Приструнить Мальсибер в ноябре прошлого года — смысл советоваться и делиться? Айла явно знала, что лучше для нее. Отпаиваться зельями после такой слабой попытки демонстрации своей власти — конечно не дома, где Скай мог бы и сказать что-то «не то», а у Гидеона, который не задал лишних вопросов и ни на что не посетовал — могла бы и сама, если бы не то состояние, в котором варить и вытаскивать уже забытые сочетания из умных книг было огромной потерей времени и сил. Решение сохранить беременность, которая и вскрылась только благодаря этой провальной бойне, тоже было не самым легким в жизни, как не легко было сказать об этом и Скаю, да и себе самой — она ощущала какую-то неосмотрительность, что-то в корне неверное в том, что уже произошло — и по сути, тот страх заключался не в том, что они вместе пойдут против министерского курса и будут своеобразно его бойкотировать, она даже не задумывалась об этом. Она боялась его реакции, так же как и своей — этот выход на какой-то новый, еще более непонятный уровень семейных отношений. И если к своим внутренним, чувственным решениям она пыталась прислушиваться, то голова откровенно шла в отказную.
Если у адекватного человека никогда бы не встал так остро вопрос, кого спасать в первую очередь — ребенка или страну, то у Айлы он был чем-то вроде первоочередной важности. Она действительно задумывалась!
С кем-то из тех, кто провел все свои годы в подобных условиях это работало иначе, кто-то был счастлив обрести что-то свое, наконец-то, впервые в жизни. Кого-то в былые времена просто оставляли так же в одиночестве, пристраивая в семью мужа — все остальное — совместное проживание и дети были лишь инерцией. В программе Айлы такого заложено не было. Модель семьи не была подкреплена в своей сути ничем — поэтому и в словах Ская о том, что в самом жутком исходе Ребекка попадет в детский дом она не видела того же что и он, для нее это не было чем-то из разряда страшного и зловещего — сама, по сути, воспитанная в тех же условиях одной большой общей улицы, где все, хоть и держались друг за друга, но были разобщенными, считала это околонормальным. Такая же модель повторялась и в школе, после она перешла и на Люмено, где каждый, хоть и мыслил себя частью организации, но старался действовать исключительно в своих интересах. Теперь же ее привычно и ее нормально не могли примириться с тем, что можно действовать иначе. Все ее внутренние ощущения подводили ее к тому, что ее — нет, есть только «мы», но Айла совершенно не была готова мыслить в этом ключе и перестраивать все, что уже было прожито и вполне себе доступно к пониманию и приятию.
- Я честно не хочу терять тебя. Терять Бекс. Но я прошу тебя дать мне честный ответ – чего хочешь ты?
На это у Айлы не было не то что честного — ответа не было никакого. Придя сюда, и начав разбираться во всем, изначально, она просто хотела в очередной раз побыть наедине с собой. Этого не позволили мысли, копившиеся еще с августа, а может и того раньше. И, может быть, всего этого можно было бы избежать, если бы эти невысказанные обоюдные обвинения, звучавшие сейчас, могли быть облечены в форму раньше. Но Айле хотелось только одного — молчать. Молчать не с осознанием того, что Скай сам дойдет до всего, все решит, придет к какому-то общему выводу, и тогда, наконец, они поймут друг друга и снова все будет спокойно, нет. Просто молчать. Даже с самой собой.
Она попеременно смотрела то на спящую Бекс, то на Ская, все так же не проронив ни слова. Да, она знала, что он рано или поздно нашел бы ее в поместье, рано или поздно вопросы о ее изменившемся поведении в принципе были бы затронуты, - отсюда вытекали и предположения о его работе на Кастеллум (которые, на деле были опровергнуты только лишь тем, что она еще жива) и просто слепые оскорбления в надежде, что он все-таки предоставит ей возможность не отвечать. Заготовленных ответов на вопрос о том, что же она хочет у нее никогда не было, она не помнила, чтобы вообще кто-то и когда-либо справлялся у нее об этом.
Что это вообще за вопрос? Чего ты хочешь. Когда? Сейчас, завтра, через неделю, в принципе, в глобальном смысле?
- Уже не знаю…
Она ответила полушепотом, потупив взгляд. Это было тем самым честным ответом на заданный вопрос. Непонятным, совсем недоступным  и неясным, но честным. Она окончательно запуталась в том, что ей дорого. Она окончательно запуталась во всем. И если наступило время признаться в том, что она совершенно не понимает того, что происходит между ними и вокруг них — значит, придется делать и это. Пусть это будет невнятно. Пусть будет как есть.
- Я запуталась, Скай. Я не знаю, что делать. Я не знаю и не понимаю, что может случиться завтра или уже случилось сегодня. И куда уйти от всего этого я не знаю тоже.  Я не знаю как бороться со страхом — за Ребекку, за то, что будет с тобой и со мной дальше. В маггловском мире мы как-будто просто прячемся от них всех, это тяжело, пойми меня. Но все равно меня не отпускает страх. Он везде — стоит мне только встать — и с этого начинается мой день. Бесконечный день. Homenum Revelio стало уже таким же заклинанием, как то, которым можно призвать пульт от телевизора. Среди ночи я просыпаюсь тысячу раз, я не чувствую себя защищенной, а хуже того, я не чувствую, что могу защитить Бекс от чего бы то ни было. А потом с работы приходишь ты, хоть и загруженный, но такой спокойный — о чем мне еще думать, кроме того, что тебя все устраивает? Чем с тобой делиться? Своими страхами? Зачем, если они только мои? Я не хочу напрягать тебя собой и своими проблемами, мне это не нужно. Не знаю я, чего хочу. Но точно не того, что есть у нас с тобой сейчас. Я устала, я, честно, очень сильно устала. Я вечно на нервах, и скоро у меня вообще голова поедет, если не поехала уже. Сам видел…И честно, нет, я не пытаюсь сейчас создать вокруг себя трагедию, не надо меня жалеть. Моя вина в происходящем самая большая. И если я действительно все это создала, тогда мне действительно стоит уйти и отвечать за то, что я делаю.
Айла выдохнула и замолчала. Сказать больше по существу было действительно нечего — она выложила все как было на самом деле. Что оставалось Скаю? Понять ее? Возможно, только она ничего подобного уже не ждала.
[AVA]http://savepic.ru/10708627.png[/AVA]

Hey, if you ever want to leave it all
If you ever want to lose control
Leave it all escape so far away
Maybe then you'll think it is OK

-Ты снова рассуждаешь так, как-будто нам достаточно принять любое решение, чтобы все закончилось вмиг, - она осторожно щелкнула пальцами правой руки, все еще придерживая спящую Бекс, после чего окинула взглядом Ская. При всей внешней и, вероятно, внутренней усталости он в то же время был полон энтузиазма и слепой веры — то, на что она уже совершенно не могла полагаться. Отчасти это напоминало те ночи — где в перерывах между оргазмом и последней затяжкой упоминалась действующая политика, проходили сравнения между курсами и выстраивалась дальнейшая логика. Все то, что шаг за шагом превращалось сейчас в дымящиеся руины. И на это того самого энтузиазма уже катастрофически не хватало. - Как-будто нам открыты все дороги в этом мире. Как-будто ничего из того, что происходило последние несколько лет никогда не существовало. Ты не хочешь сходить с ума, - так почему ты целенаправленно делаешь так, чтобы это произошло со мной? - А я не хочу делать вид, что у меня амнезия и прятаться на любом из семи континентов.
Стоп. Айла осеклась и попыталась еще раз прокрутить сказанное Скаем — и с каждым воспроизведением в ее голове этот пассаж все меньше воспринимался в штыки. Мерлин всемогущий! Она попросту слышала только то, что хотела услышать, будто стараясь по максимуму доработать свою надуманную сольную «программу». О вынужденном сокрытии имеющегося у них прошлого не было не единого слова — значит, шанс изменить все происходящее еще оставался, и он был не таким призрачным, как мог бы казаться до этого.
Привыкшая с самого начала проводить параллели, одну из самых главных идеологических задач, Айла не могла не заметить и той, что была, в прямом смысле этого слова — прямо перед ее носом.
Обессиленная плачем, уставшая от неожиданной ругани родителей Ребекка спала, причмокивая, разом успев забыть, что где-то дома осталась любимая соска, без которой она не проводила ни одного, даже короткого сна. Если уж Бекс — ребенок, привыкший за несколько месяцев руководствоваться только желаемым, забыла о том, что, хоть и неосознанно, но было ей столь дорого, и смогла приспособиться к внезапно заданным условиям, то почему самой Айле — взрослой и в меру рассудительной было не поступиться хотя бы толикой своих вбитых, как в камень, принципов.
«Малое лишь мнит себя независимым». Посланник пикси Годелот в который раз сбивал ее с пути своими полубессмысленными и заковыристыми философскими мудростями. Что было в данном случае то самое малое? С чего она вообще взяла, что это было, мантикора его подери, Люмено, а не...они сами? Вдвоем, не раздельно, нет, а в этом случае даже втроем. Почему этот гребаный постулат не мог прийти в ее голову раньше? Да просто уму непостижимо! Айла аккуратно придерживая на своих руках Ребекку, придвинулась к Скаю вплотную. На его шее, за спадающей краснотой начинали проступать небольшие фиолетовые гематомы — следы злополучной веревки. Вылечить все это дома можно было бы и за пару минут, но сейчас, в этих условиях, Айла не нашла ничего лучше, кроме как слегка коснуться его кожи губами, дюйм за дюймом приближаясь к мочке уха.
- Прости меня, правда, - кончик носа коснулся его, наверняка саднящей шеи. - Я не хотела делать это тем гребаным балаганом, который вышел в итоге. Что-ж.., - Айла вернулась в прежнее положение, и, еще раз убедившись, что дочь крепко спит, продолжила. -...Зато никаких финансовых затрат на представления. Я, так сказать, блюду семейный бюджет.
Ни одного слова, хоть как-то косвенно упоминавшего долгую беседу на повышенных тонах на самом деле было чем-то вроде форы. Она собиралась вернуться к этому, но только тогда, когда еще десять раз прокрутит имеющуюся информацию — правило «говорить не думая» почему-то уже сыграло с ними в свою игру, забрав весь причитавшийся выигрыш, причем, с обоих сторон.
- Если что, я согласна, - спустя несколько минут спокойно выговорила Айла взвесив все «за» и «против». Сказанное было столь внезапным, что, вероятно, Скай уже и не ожидал такого ответа. Тем более внезапного. Самого что ни на есть. - Я не в том положении, чтобы ставить условия, но тем не менее, они у меня будут.
Айла стала говорить немного тише, заметив как Ребекка недовольно сжала ладошку в слабое подобие кулачка — может быть, ей всего лишь снится сон, но это как раз был тот случай, где лучше перебдеть, чем недобдеть. Со стороны могло показаться, что у Айлы родился очередной грандиозный план, граничащий с восторженным идиотизмом, насколько серьезно и вдохновенно она начала обрисовывать главные пункты. Единственное, чему она смогла изменить, так это традиции все время говорить «я», наконец-то это неуклюжее местоимение заменило более теплое «мы».
- Мы поедем под нашими именами, и ни на каком этапе нашей экстра...иммиграции мы не будем заниматься чем-то вроде подделки документов и очередной идиотской лжи, которая только выйдет нам боком. Что-нибудь да вскроется потом в самый неподходящий момент.
- Второе. Никакая часть из происходившего на территории этой страны не будет утаена. Мы расскажем им все, что знаем и знали — начиная с того, что представляет собой правительство. Абсолютно все. Включая Люмено. Я не смогу оставить тут все разрываться, как ты выразился, на тысячу пикси самостоятельно, пусть революция уже и превратилась в труху.
Левой рукой она крепко сжала его ладонь. - Послушай, я знаю, что это грандиознейший риск — но мы не можем не рискнуть. Если открыть глаза международной конфедерации, то мы выведем все на такой уровень, о котором мы, со своим детским террором не могли и мечтать. А мы будем под протекцией другого государства. И даже если кто-то избежит трибунала, нас не достанет ни одна Кастеллумская лапа. И при этом мы не предадим то, что мы делали, пусть даже оно не так важно для тебя.
И, - Айла ненадолго замолчала, словно рассуждая, как лучше подать эту информацию. Навязчивое местоимение не преминуло вернуться снова.
- Мне нужно поговорить с Малькольмом. Я не сбегу из этой страны не поговорив с ним лично. Он имеет право знать это.

Won't you stop, take a breath
Find a moment to reflect
On the pure and simple choices
That we fail to see?

- Потому-что я ему доверяю, - ладонь выскользнула из ослабевшего захвата. Айла аккуратно завела ее под колени все еще спящей Ребекки, другой рукой поддерживая голову — малышка приоткрыла глаза, но не найдя враждебных лиц и раздражающих шумов предпочла снова погрузиться в сон. Времени на разговор у них становилось все меньше, каких-то минут двадцать, в лучшем случае сорок, и Бекс громко заявит, что она голодна. Запасы зелья, что позволяло очистить имеющиеся в организме и «отравленные» по словам составителя, жидкости (как изначально заявленную кровь, так и молоко) остались в квартире. Да и оно не приносило результаты сиюминутно — полчаса в состоянии полного покоя— таких активов чаще всего у Айлы не было, и она приберегала курение только для случаев выходящих из ряда вон. Сетовать было не на что — у людей, наглотавшихся яда собственного производства явно не было времени больше, чем у кормящей матери.

Она уложила Ребекку ближе к изголовью, после чего, удостоверившись, что этими перемещениями не сильно ее потревожила, обошла Ская и взяла с кровати пачку сигарет, направляясь к окну. Можно было поступить иначе, правильно — отдать дочь на руки Скаю, но такой вариант на деле не пришел ей в голову — мысли были заняты другим. Её охватывала паника — сколько действий придется совершить, чтобы хотя бы попытаться уехать, скольких лиц еще придется посвятить в саму идею отъезда, с какой реакцией они столкнутся? Но все это терялось на фоне предстоящего разговора с Эйвери — Айла не могла предположить его реакцию — она знала о ней. И по некоторым причинам это знание не приносило ей уверенность в том, что принятое только что решение было правильным.

Она не скрывала, что с течением времени в лице Малькольма она выделила единственного лидера из трех организаторов, и именно он, Лидер, был посвящен в каждую деталь того, что впоследствии вытачивалось в общую Идею, которая даже не стремилась так называться, во избежание повторения ошибок прошлого и слепой ходьбы по стопам предшественников. Лидер и Идея. Единое, сильное, целое и крепкое. Заодно. И до самого конца. Правило испытанное столетиями. Правило, о котором в Люмено знали, но не стремились его применять — измененная система, состоящая из трех равноправных организаторов давала свои плюсы — рассредоточение, разные точки зрения, более широкое видение, возможность во время отсутствия одного либо даже двух лидеров продолжать вести организацию. Идея была под защитой, она не была порождением единственного правящего лидера, она изменялась, она подстраивалась, она существовала вне системы и в то же время была ее частью. Только чаще плюсы становились минусами — разногласия встречались в каждом обсуждении, приходилось идти на уступки, учиться работать в условиях «команды» - в этом новомодном веянии не хватало твердой руки. Правило было исполнено тихо и практически неощутимо для всех.
Идея выбрала своего Лидера так же, как палочка выбирала себе волшебника — окончательно и бесповоротно.

Well a long time ago
We had passion, we had goals
Why is life so set in stone?
It doesn't have to be

Айла нервно курила, стоя у открытой оконной створки — если она не имела права поступать так со своей семьей - сознательно разрушать ее, позволить обезопасить каждого от происходящего даже таким, больным, неидеальным способом, то кто давал ей право поступить так с Малькольмом? Оставить его? Вычеркнуть Люмено из своей жизни, блаженно наслаждаясь спокойствием в другом месте, куда не дотянется ни одна Кастеллумская рука, ни один слепленый наспех закон. Плевать, что все это будет после, плевать, что до этой продуманной защищенности будет очень тяжело, неприятно и унизительно — главное то, каким это видится сейчас. Со стороны Люмено отъезд однозначно виделся предательством.
А если сейчас она выберет Люмено, то она окажется предательницей по другую сторону. От неготовности к таком финалу тело начинало трясти. Если пару минут назад, скоропалительно, она была готова уехать, то сейчас продумывая и просчитывая тысячи шагов на пути к неизвестности — погрязла в ней же. Она не была готова остаться. Ровно так же, как не была готова уехать.

- Мы не будем сбегать, - она выговорила последнее слово с отвращением, полушепотом, медленно прокатывая каждый слог во рту. Клубы дыма медленно растворялись, смешиваясь с солоноватым воздухом. - Сбежать, - Айла сделала паузу и глубоко затянулась. - Не позволю в первую очередь я, а никак не Малькольм.
Это слово было мерзким и неестественным, ей хотелось ответить резче, но она сдержалась, пережимая незримую шею очередному инстинктивному порыву. Она облокотилась на подоконник, прокручивая в голове его слова — левая, свободная рука слабо дернулась до того как успела коснуться подбородка. Разговор снова заходил в тупик. Нужно было молчать.  Все то, что она пыталась удержать в себе выдавало ее каждым неловким движением — нервно трясущиеся руки, которыми она с переменным успехом пыталась закрыть лицо, а особенно краснеющие от слез глаза, частые и глубокие затяжки. Его предложение, больше звучащее как просьба, раз за разом повторялось в ее мыслях — даже если бы она очень хотела, она бы не могла этого допустить. Как минимум ради его безопасности. Его и Бекс. Только Айла совершенно не хотела вваливаться в дом Эйвери, будто это запланированная приятельская встреча или внеочередное собрание — разговор был слишком личным, не приятельским, и, скорее всего относящийся к Люмено в целом косвенно — он был слишком интимным. Айла глубоко вдохнула, запрокидывая голову и на выдохе, едва задев взглядом Ская, ответила, - Нет.
Она не знала, как может продолжить и как объяснить, да и зачем — всегда ее слова были законом в своем абсолюте. Очередной способ защиты от внешнего мира, проявление непоколебимой самостийности. Она привыкла защищаться. Она привыкла защищать.
- Все в порядке, Скай. Он не менее адекватен, чем мы с тобой. Я справлюсь. Наш с Малькольмом разговор не пройдет спокойнее, если ты будешь раздражать его своим присутствием.
До упоминания Малькольма все было проще, проходило в одной плоскости, но сейчас...Да, возможно от революционного огня еще остались одни только угли, но кто сказал, что сейчас нельзя было разжечь его заново, с новыми силами, с новым энтузиазмом? Она встревоженно посмотрела на дочь. Только если ценой чьих-то жизней. Однако, сказала она совершенно не то, что подразумевала внутри себя. Она отгородилась снова, нашла новую информацию, которая должна была остаться только с ней.
- Только пока и говорить не о чем. Пока у меня даже не укладывается в голове скольких еще людей нужно будет оповестить об этом, у скольких просить помощи. Вдвоем мы не справимся. Это слишком очевидно, - Айла говорила спокойно, аккуратно, оценивая каждое предложение перед произнесением, словно стараясь успокоить Ская, сделать так, чтобы он не только осознал ее вовлеченность в этот процесс, но и то, что она все еще способна рассуждать взвешенно, не руководствуясь внезапным эмоциональным порывом.
- Хуже всего то, что в первую очередь мы обратимся к Фиделиусу, - она тут же поправила себя. - К людям из Фиделиуса, которых придется обеспечить хоть какой-то реальной информацией. Еще один шаг в пропасть, - она натянуто улыбнулась ему, выбивая в оконный проем незатушенную сигарету. - Ты к этому готов?

So cut to the chase,
It's time to escape,
Before it's too late.